Попытки сделать из этого события сказочку и гладко ее рассказать проваливаются одна за другой. Срываются в пропасть, в ад для леденцов на палочке, где вместо чертей длинные языки слизывают всю суть, оставляя только приторную деревяшку, ни на что не годную.Ад для елочных ангелочков и для сладких врунов, которые выдумали Зубную Фею и не позаботились о том, чтобы под каждой подушкой вместо зуба и правда появлялся подарок.
Сладкие леденцы, больные зубы, ангелы с грохотом падают с елки, потому что на елку с разбега взлетает рыжий кот, кот весит восемь килограмм, он ест непрерывно, он уже с трудом вспрыгивает на диван, но тут у него получилось!
Грохот и осколки, упавшая елка утягивает за собой чашку со стола и закрытую еще бутылку вина.
Вот теперь, разбив все круги ада и рая, можно рассказывать, не выдумывая сказок, иносказаний и волшебных палочек.
Теперь сказку можно считать рассказанной и больше на нее не отвлекаться.
Можно рассказать все, как есть.
Я работаю в саду при больнице. У меня там маленькие дети, с года до трех.
Дети больные, кто-то сам не дышит, кто-то сам не ходит, тяжелые синдромы, редкие болезни – это все у нас.
Есть дети умные, есть гении, которые всем здоровым еще покажут. С такими довольно быстро начинаешь себя чувствовать как в обычном детском саду. Разбрасываются игрушки, кто-то ползет, кто-то перекатывается, кто-то кого-то ударил, отнял машинку, кто-то , наоборот, обнял и пожалел, крик, скандалы, не хочу-не буду – все как положено в этом возрасте, первые слова, шаги, или первое самостоятельно съеденное ртом печенье, после двух лет питания через трубку, первый самостоятельный вдох без машины, клей, гуаши, блестки, испачканные во всем этом волосы – одним словом, жизнь . Довольно бурная и переменчивая жизнь.
Иногда бывает и смерть, но на ней жизнь не кончается, шоу маст гоу он, сегодня мы собираем осенние листья, вот красный, а вот желтый, а потом играем в паровозик. Через месяц придет новый ребенок, он не заменит, конечно, ушедшего, но реальность сада при больнице настолько прозрачная, что и дыры в ней воздушные, даже, скорее, световые. Это как -будто смотришь на солнце, на яркий свет за окном, и вдруг прищуришься, прикроешь веки и перед глазами темное пятно. Зеленое или фиолетовое. Откроешь глаза и цветные пятна множатся, расплываются и исчезают. Через минуту опять промелькнут под веком, но это только секунда,свет становится опять ровным, солнечный день продолжается.
У нас в саду несколько групп, детей распределяют по группам по возрасту и по уровням развития, уровни очень разные. Окончательных приговоров нет, за год ребенок может вдруг выскочить из перспективы умственной отсталости и почти догнать свой возраст. Все бывает.
Все, но не везде. Одна из групп для детей, у которых очень мало шансов. Они не развиваются, почти не видят и не слышат, часто и телесные ощущения у них очень ограничены. Они не могут двигаться, у них спазмы , эпилептические припадки разрушают мозг с каждым разом все больше.
Мы с ними работаем, играем со светящимися предметами в темной комнате, поем, делаем массажи, приводим собак и кроликов – добиваемся хоть какой-то реакции на этот мир. Осмысленного взгляда в течение двух минут, поворота головы, если повезет, то даже полуулыбки.
Это долго, тяжело, это требует терпения и любви, и никто не обещает хотя бы маленького результата.
Зато смерть в эту группу заглядывает чаще, здесь она не световое пятно, а вполне твердая субстанция, почти видимая, в маленькой комнате с кучей механизмов и устройств тесно еще и потому, что она вечно под ногами, тяжелая, как тот рыжий кот, который разрушил ад и рай.
Поэтому, когда меня в начале года перевели от юных гениев именно в эту группу, никто не ждал от меня восторга, никто меня не спрашивал, счастлива ли я. Выбора мне не оставили.
Но постарались этот переход как-то смягчить. Работники специального образования умеют смягчать переходы, это их (наш) конек.
Начальство долго подводило базу – я такая талантливая, так много всего умею и не использую свои знания на работе. Надо больше инициативы. Что значит «нет времени» и у нас плотное расписание?! Вот теперь твое умение делать массажи пригодится. Ты будешь отвечать за массажи в саду.
И это, ну, как его, то, что ты делаешь, чем ты лечишь головы всему коллективу, ну? Рейки, да. Теперь будешь делать детям. Когда они отдыхают после обеда.
Спорить было бесполезно, а перспектива проводить час каждый день в сеансе Рейки меня и правда успокоила. Вместо пустого трепа в тихий час, вместо уборки и бесконечного вырезания картинок - час тишины.
Теперь придется более-менее внятно объяснить, что же это такое, как его, ну?!
А это вам не про Смерть рассказывать и не про кроликов, про это «ну» я сама знаю не больше, чем про смерть. Никто не знает толком, что это такое. Про смерть хотя бы куча литературы написана, к ней самой каждый хоть раз приближался кто-то даже и разглядеть успел.
А тут... «Японская система естественного исцеления методом наложения рук» - ну да. Понятнее стало?
Это то, что течет через мои руки, но мне не принадлежит. Меня просто научили, сделали проводником. Эта энергия лечит, успокаивает, учит.
Короче, это надо почувствовать на себе, а говорить лучше о собаке Нине, которую больше не пускают в сад, потому что она на радостях поцарапала ребенка, о кролике Шаломе, в глазах которого застыло смирение, о колокольчиках и светящихся игрушках, о больничных котах, которым я каждый день выношу во двор завтрак, а когда их много, сама остаюсь голодная, и о тяжести рыжей Смерти, ведь никогда не знаешь, обо что набила очередной синяк на ноге – об какую-то железяку, или об нечто невидимое.
Я опять пытаюсь сбежать в сказочный иносказателный ад, а тихий час уже наступает.
Я сажусь рядом с ребенком, предварительно стираю ему слюни и сопли с лица, не хочется надевать перчатки, не сейчас. Я кладу ребенку руки на лицо и закрываю глаза, наш тихий час начался.
Руки становятся горячими, очень горячими. Треп и движуха в комнате мешают только в первые две минуты. Потом голоса слышны как бы издали. Я все могу четко расслышать и включиться в разговор, если будет надо, но пока все затихает, это наш час, мой и ребенка, который сейчас под руками. Я перевожу руки с одной позиции на другую.
И вдруг ребенок, который раньше только плакал, а на игрушки не смотрел больше нескольких секунд, как бы они ни светились, начинает издавать звуки – радостные и удивленные, - будто спрашивает – ой, что это?!
В его мире все размыто, виден только яркий свет и определенные цвета, никто не знает, насколько он нас слышит, какие прикосновения он чувствует, какой силы должны быть прикосновения, чтобы мозг их распознал – пробуем, работаем.
И вдруг – поток, горячим потоком весь мир проходит через него, прорывается мимо неработающих органов чувств, заполняет его всего чем-то очень сильным и ярким, настоящим переживанием, радостью, солнцем, которое врывается из-за глухой синей занавески. И, наверное, это очень щекотно, когда весь мир бушует внутри, и ребенок начинает смеяться. Первый раз. Громко и радостно.
Все в комнате затихают – смотри, смотри, наверное, это у него припадок...
Потом этот ребенок будет смеяться уже сам – еще и еще. Нет, не так часто, но будет. И задержит взгляд на светящейся игрушке в темной комнате и улыбнется.
Нет, конечно, он не пойдет, не заговорит, даже не научится пока держать игрушку в руке, настолько видимых и очевидных чудес не случится.
Но когда через тебя проходит мир горячим потоком, от мира в тебе остается след. И ты узнаешь мир и в следующий раз, когда придет только часть, только отсвет от него. Красное, громкое. И опять захочется смеяться.
Однажды, слушая такой смех, я почувствовала, что комната становится просторнее. Смерть стала себя вести, как подобает среди людей, а не попадаться под ноги раздавая вполне материальные синяки.
Но стоп, так я очень быстро вернусь к рассказам о леденцовом аде, о нем проще, чем о совсем невыразимом.
А рождение радости и смеха там, где их и в планах не было – это то самое невыразимое и есть. От необходимости рассказать об этом хочется сбежать, как от любого невозможного в первые минуты. Можно же вместо этого придумать сказку о волшебной палочке, которая подняла на ноги всех больных, лети-лети лепесток, Зубная Фея принесет вам то, о чем вы только мечтали, а на нашей помойке появился новый вид котов, коты не смахивают ничего со стола, не толстеют и не опрокидывают елочных ангелочков.
Но лучше на этом замолчать и прислушаться к новорожденному смеху. Просто услышать.
Марина Воробьва (Marina Vorobiev), Иерусалим, декабрь 2017.
